Валерий Кульченко. Острова памяти. Первая книга писем «Феникс». Часть 210
|
Конец полотенца. Лён, вышивка, узор «Ветряные мельницы». 1920-ые годы. Из коллекции Александра Токарева. Подарено наследницами коллекционера Валерию Кульченков в день юбилея. Жернова В 29-30 годах ХХ века — повсеместное раскулачивание минуло семью Черпаковых по одной причине, как оказалось, весьма важной: в большом хозяйстве не использовался наёмный труд батраков. Но лошадь забрали в коллективное пользование (колхоз). Всё-таки случай уникальный! 2019 год. Зерноградский район, в селе Новокузнецовка от родового поместья Черпаковых остался только фундамент на возвышенности.
Валерий Кульченко. Последний ветряк. Февраль 2019 год, Бумага, тушь, перо, гуашь. 34 х 20,5. Ремейк работы Григория Зинченко «Последний ветряк». 1940 года. Холст, масло Здесь же работала ветряная мельница, неподалёку лежат и по сей день неподъёмные каменные диски — жернова. Детская память — вещь цепкая, занозистая. Одна из заноз в моей подкорке — это «Последний ветряк». Так называлась картина, висевщая в хате у бабушки на хуторе Перегрузном, исполненная масляными красками дядей Гришей (родным братом моего отца). Это изображение я помнил ещё и в 50-ые послевоенные годы: картина Григория Зинченко, погибшего на войне, переехала в дом бабушки Маши, где печку дядя расписал лазориками.
Валерий Кульченко. Лазорики. Январь 2019 год, Бумага, тушь, перо, гуашь. 20,5 х 30,5. Ремейк работы Григория Зинченко 1938 год. К жилью вели тропинки-дорожки, по которым мы бегали босиком, утопая в мягкой пыли, «пыхтеля», загребая её, не всегда ласковую, часто сбивали пальцы вкровь. Тут же и лечились: сикали на кровоточащие ссадины и присыпали травмы…той же пылью! Суслики становились столбиками возле своих норок и наблюдали за нами.
Валерий Кульченко. Дороги детства.Февраль 2019 год, Бумага, тушь, перо, гуашь. 20,5 х 30,5. Ремейк работы Григория Зинченко «Последний ветряк». 1940 года. Холст, масло.
Валерий Кульченко. Лазорики. Январь 2019 год, Бумага, тушь, перо, гуашь. 20,5 х 30,5. Ремейк работы Григория Зинченко 1938 год. Емельян Черпаков на всякий случай, решил припрятать лошадь от греха подальше. Под покровом ночи вывел из стойла на баз лошадку — главную опору и надежду на благополучие. Под узцы повёл в балку, которая начиналась неподалёку от хутора, а затем превращалась в поросший тёрном сухой лог, и, поворачивая на восток, устремлялась к Манычу. Нет лучше места для выпаса — широкие лужайки с сочной травой и колодец с ключевой водой. Тайком Емельян проведывал своё сокровище — поил студёной водой, приносил из дома в сумке прикорм. Всё было тихо и думал Черпаков, ччто авось и пронесёт и успокоятся злыдни, а он сохранит тягловую силу, такую необходимую в нелёгком повседневном крестьянском труде! Одного не учёл казак-хлебороб — жернова!
Валерий Кульченко. Сухой лог. Февраль 2019 год, Бумага, тушь, перо, гуашь. 20,5 х 30,5. Расказачивание и раскулачивание: первое начато сверху известным декретом Совнаркома в 1919 году и второе, подхваченное местными властями в 29 -30 годы, превратило названия станиц и хуторов в обобщающие и пугающие чёткие определения. Новокузнецовку превратили в «Карандашовку». Ближайший ли дальний ли сосед — уже без разницы, взял на карандаш частные отлучки Емельяна в сухой лог и сообщил куда следует. Эпитет «карандашиковы» впервые встретил я в романе Михаила Шолохова «Они сражались за Родину». Есть на Маныч-Гудило остров Водяной, на котором обитает табун одичавших лошадей. Когда и как они туда попали? И, главное, выжили и приспособились к автономному существованию? Превратились в диких мустангов. Вполне возможно, местные жители в 30-ые годы прошлого столетия, прятали своих крестьянских лошадок и строевых скакунов на этом острове от сплошной коллективизации, подальше от любопытных глаз и загребущих рук ревкомов и сельсоветов. Хозяин делал это, конечно, на время, надеясь, что лихая година скоро сгинет и всё вернётся на круги своя. Не сбылись этим желания. Не суждено, видно. Только-только стала налаживаться жизнь в колхозах, как грянула война 1941-45 гг.. Тут уж не до лошадок. Многое перемололи жернова войны, не щадя никого и ничего. Каким-то чудом, табун мустангов на острове выжил… В 60-ые годы ХХ века заинтересовались учёные-экологи из Ростова-на-Дону этим уникальным явлением, стали непарнопытных подкармливать, в засушливый летний период снабжать водой, вести учёт и наблюдение за молодняком. Есть такие места на южной земле, ближе к Тихому Дону ли, в Сальских степях ли, или на том же Маныче — про них в народе говорят: «Оглоблю воткни — вырастет дерево и поливать не надо!». Казачий хомутец — отсюда родом жена Емельяна Черпакова — фамилия её в девичестве — Степовая София Сергеевна — мама Иллариона Черпакова. А жернова памяти прокручивают время, высвечивая всё новые фамилии, имена, исторические сведения и воскрешаются забытые сведения. 1723 год. Казачье поселение на Маныче. Конезаводчики Корольковы — предки скульптора, чьи горельефы украшают фасад драмтеатра в Ростове-на-Дону, стали разводить породистых лошадей и завод, ими основанный, назвали » Казачий хомутец». Так вот откуда у Сергея корольков доскональное знание лошадей. Шолохов особенно отмечал это в корольковских иллюстрацциях к «Тихому Дону». Хутор Казачий хомутец — родина создателя Первой Конной армии легендарного Бориса Думенко. Так мальчиком он охотно ухаживал за лошадями, а подрос и стал табунщиком. И еще одна известная личность с этих хуторком связана. Матрос крейсера «Аврора» Евдоким Огнев, произвел исторический холостой выстрел — сигнал к началу штурма Зимнего дворца в октябре 1917 . Великая Октябрьская революция полыхнула, открыв эру социальных потрясений в России, со всеми вытекающими отсюда последствиями. А убили балтийского матроса в спину и похоронили в братской могиле у нашего хутора Казачий хомутец… Сейчас общеизвестны картины кровавой гражданской войны на Дону, об этом Шолохов в своём романе «Тихий Дон» написал — не устаю восхищаться гениальностью его! Февраль 2019
|
