Галина Токарева. Цветы для Сани

Осень 1962г. Ростов-на-Дону, парк Революции.

У меня почему-то этот уголок живой природы ассоциируется с пейзажем Мане — изогнутые полукругом аллеи, большой багряный куст — и стихами И. А. Бунина: парк «…словно терем расписной: зеленый, золотой, багряный».
Начало наших отношений с А. П. Токаревым. Мы — студенты Ростовского университета.

Первый, неожиданный, какой-то сказочный снегопад, мы ловили снежинки на ладонь, удивляясь причудливому разнообразию их узоров.
Саня осторожно, чтобы не осыпать снег, обламывает несколько веточек с яркими листьями, покрытых воздушным снежным кремом и дарит мне необыкновенный букет, я подношу его к лицу понюхать и снимаю губами ароматный вкусный снежок. Саня хохочет: «Первый раз вижу, чтобы девушка ела подаренный ей букет!»
Сколько их потом было этих цветов от него! И белые водяные лилии из озера в Лиманчике (студенческом лагере университета под Абрау-Дюрсо), и сорванные им с крутых скал колокольчики, ромашки…

выставка из собрания искусствоведа Александра Павловича Токарева

Дарил цветы, отмечая наши памятные даты. Первые подснежники, трогательные галантусы, синие пролески, ароматные прохладные фиалки, душную мимозу, такие любимые им и мною нарциссы. Уже позже в 70г. привозил с творческой дачи Переславля — Залесского в горшочках красные и синие глоксинии с пушистыми листьями и пахнущие горошинами черного перца.
Уже тогда Саня очень любил общение с самыми разными людьми, и меня всегда поражало, с какой радостью и сердечностью совершенно чужие до знакомства с ним люди делали ему подарки — совершенно неожиданные, фантастические.

Так, уже не помню какими путями, скорее всего через ботанический сад университета, 14 февраля — день, когда мы решили пожениться, Саня принес мне 3 веточки белой сирени и букетик белых фрезий с ароматом, напоминающим изысканный французский парфюм.

Сейчас фрезии весной можно купить даже в Ростове, а тогда в 60-х о них никто даже понятия не имел.

1968 год, мы уже живем отдельно, в кооперативной квартире. Денег постоянно катастрофически не хватает. Первая его крупная подработка (халтура).

Делали мозаику на автобусную остановку. По тем временам 500 рублей — большие деньги. Наши зарплаты — 55-90 рублей. В день, когда он должен принести деньги домой, я, возвращаясь с работы, захожу на маленький базарчик в Александровке, думаю: «В доме праздник, куплю цветы!»

На базарчике 2 шеренги скамеечек вдоль тротуаров, за ними женщины с зеленью, помидорами, и царит какое-то оживление, общий разговор, возгласы удивления, типа: «Петровна, и у тебя взяли? Все распродала? Прямо с ведром?», «И у меня вместе в ведрами все подобрали».

Одним словом, что-то там произошло необычное… и ни одного цветочка, хотя всегда человек 7-10 продавцов с этим товаром стоят.

Иду домой, поднимаюсь на 5-й этаж, а на ступеньках лестничных пролетов, то какие-то обрывки веточек, то пятна воды. Холодок догадки.
Захожу в квартиру. Дома застолье — Шура с друзьями, а в коридоре, на кухне, в комнатах — везде ведра с цветами. Скупили весь базар. Праздник, так праздник!
2015 год — весна, середина мая. Позади две операции на глазах. Сане поставили искусственные хрусталики. Острота зрения после 5-7% — 75%, но необходимо прижечь лазером сетчатку глаз. Шура с трудом переносит поездки из Старочеркасска в Ростов на Доломановский.

С машинами выручают Миша Баринов и Сергей Николаевич Павленко. Наклоняться Сане нельзя, самостоятельно он уже обуться не может. Носки и обувь надеваю я. С возрастом добавились и боли в спине. Он злится на свою беспомощность. В больнице надеваю и снимаю ему бахилы. Захожу в кабинет врача минуты через 3 после Шуры.

На рабочем столе врача вижу маленький букетик синих хинодоксов, цветы из семейства гиоцинтовых с таким же сильным ароматом. «О, да у нас же такие растут в саду!» Это Шура, наклоняясь и преодолевая боль, нарвал букетик сам в нашем саду, чтобы обрадовать женщину-врача.
3 марта 2016г. У окна нашего дома, под большим орехом гроб с моим Санюшей. А в саду, среди зеленой травы буйство желтых лютиков и синих пролесков.

Искусствовед Александр Павлович Токарев. Фото: Валентин Картавенко

Он дарил их мне всегда, и 14 февраля, и 8 марта — день регистрации нашего брака, а я высаживала клубеньки в саду. Они первые расцветали, порою рядом со снежными островками ко дню его рождения 25 февраля. В ту последнюю его весну сад провожал его первыми весенними цветами. На следующий год все цветы зацвели на месяц позже. Торопить их цветение было некому.
А мне вообще было странно, что Шуры нет, а они цветут… И жизнь идет своим чередом. Тюльпаны, нарциссы, пионы, восточные маки, эремурус, зеленовато-белые колокольчики юкки нитчатой, розы, аромат которых он вдыхал утром, белые лилии, сирень, флоксы, — все не перечислить.

Каждый из них радовал нас, и мы спешили поделиться этой радостью. «Дуся, а ты видела — желтый крокус у камня расцвел». «Шура, смотри, — завтра эти бутоны мака распустятся!»
По календарю друидов Шурино дерево — сосна, а мое растение жасмин. Сосну рядом с могилой привез и помог посадить наш друг Сергей Николаевич Павленко, спасибо ему за это. Благодаря его легкой руке деревце принялось хорошо и тьфу, тьфу, растет благополучно.

За год до смерти в областной больнице мы с Шурой любовались и наслаждались запахом огромного куста жасмина. Куст жасмина рос у веранды дома Кардовского в Переславле-Залесском, творческой даче, на которой он жил по 2 месяца в 70-80гг.

Шура с восхищением упоминает о нем в своем дневнике. Старый, громадный куст жасмина цвел в палисаднике художественного училища, и Шура дарил мне цветущие веточки с него.
2 ноября 2017 года поставили памятник. Портрет на темно-сером граните, почти черном на отшлифованных участках сделала Шурина ученица Лариса Кигель с одной из его лучших фотографий последних лет.

В повседневной жизни Саня до самой старости был задиристым, озорным мальчишкой. Ведь недаром к его юбилею, семидесятилетию его любимая внучка Алиса написала «Самое главное качество в моем деде — баловство». Но на фотографии высветилась его мудрость с оттенками трагизма. Я высадила клубни разных наших любимых цветов, чтобы весной они украшали его последнее пристанище, убрала нападавшие листья деревьев с иголок сосны, посаженной с таким расчетом, чтобы она со временем укрыла своими ветками и памятник, и столик со скамьей.

Пешком пришла с кладбища домой, села перекусить. По телевизору 2-й состав ансамбля песни и пляски им. Александрова (первый погиб в самолете при перелете в Сирию) исполняет любимую Сашину песню «Калинка, калинка моя, в саду ягода малинка моя».

Когда-то ко дню его рождения, я, совершенно безграмотная в музыкальном отношении, самостоятельно по детскому учебнику (дочка пыталась учиться игре на фортепиано) выучила эту мелодию, чтобы сделать ему подарок.

Много раз слушала, не вникая в смысл, эту задорную, с каким-то глубоким подтекстом трагизма мелодию. И вдруг молодой, красивый артист поет «под сосною, под зеленою спать положите вы меня». Сердце сжалось, слезы душат. Что это было у него, у Шуры? Предчувствие, провидение? Или все это закономерные превратности судьбы? Почему раньше слова этой песни не воспринимались мной во всей их глубине? И только на фоне моей невосполнимой утраты полностью раскрылся их трагический смысл.

Этой весной я купила чудесный кустик жасмина с жемчужинами таких ароматных цветов. Осенью высадила его в левом углу оградки.

Надеюсь, что когда меня положат рядом с Шурой, куст разрастется. Наш брак с Шурой продолжался 53 года и 5 дней. Мечтаю, чтобы Шурина сосна и мой жасмин побили наш рекорд долголетнего брака и приносили радость потомкам.