«ГОЛОС, КОТОРЫЙ ОЧЕНЬ СИЛЬНО ЗВУЧИТ ДАЖЕ В ТВОИХ СТРОКАХ». Из Ростова-на-Дону — в Москву. Часть 126

Ялта. Фотографиня Галина Пилипенко

Начало

10.02.01 23-30

Мишенька!

Получила два твоих письма, но опять закончилась карточка, пришлось бежать покупать (что-то часто они кончаются), и конечно отозваться сразу на письмо не смогла.

Очень хочу попросить тебя не извиняться, что не получается ответить. Не получается – значит, — не получается. Я не требую обязательных писем. Ты взрослый человек и волен поступать так, как тебе угодно. Мне было бы очень больно знать, что любимый делает для меня что-то помимо своих возможностей и желаний — тогда мы уж точно перегорим. Конечно, занятость – она у нас двоих. Я давно уже не испытываю тех простых удовольствий, которые есть у обыкновенных людей, таких, например, как посмотреть телевизор вечером, или отказываюсь от приглашений на какие-либо мероприятия, если они совпадают или мешают работе. Но давно уже привыкла к этому.

Писать тебе для меня огромное удовольствие. Опять-таки, это мой новый опыт, я никогда так много не писала, не знала за собой такой привычки.

Моя коллега установила себе интернет, завела электронный ящик и просит ради интереса написать ей, на что я отвечаю: «Не валяй дурака, будем общаться по телефону».

Дом Чехова А.П. в Ялте. Одна из комнат. Фото: Галина Пилипенко

Твои письма – самое ценное и дорогое, что у меня есть. Ведь хотя мы и говорим по телефону, но после разговора все забывается, остается сам факт звонка, само впечатление. А письма – это материализованные мысли, материализованные чувства, это – МОЕ!

Я всегда очень любила эпистолярный жанр, много читала писем художников. Иногда они пишут вообще ни о чем: «пришлите ту картину» или «вышлите денег», но это все так полно говорит о человеке. По письмам открыла для себя многих. Некоторых я знала — как своих друзей, с некоторыми мне хотелось просто побеседовать, поспорить, некоторых после писем перестала уважать (Петрова-Водкина, например).

Как-то своей подруге написала письмо в Израиль на пяти листах. Она очень скучала – ну, вот я и размахнулась. Она мне ответила: «я тебя знаю двадцать пять лет, но никогда ты не раскрывалась предо мной, как в этом послании».

А там, в общем-то, ничего необычного не было. Говорю об этом потому, что в письме мы можем сконцентрировать мысль, и возможно, сказать то, что воочию — постеснялись. Да! Очень жду твоих писем, очень радуюсь им, НО – мало ли что я хочу! Я хочу очень многого.

Ты мне написал Поэму о Булочке, а мне бы (если б я была писателем) хотелось бы посвятить тебе Поэму о моей страсти к Мише и Мишечке. Где я бы сказала, что Миша мой Господин, а я — его рабыня, Миша мой Возлюбленный, а я – его любовница, Миша мой Брат, а я – его сестра, Миша мой Учитель, а я – его ученица! А еще я бы сказала, что не могу забыть его оргазмы и вопли… что они звучат в моих ушах… что меня бесконечно возбуждают его «грязные» словечки, которые он сваливал на Мишутку. Но я же не дура, я-то знаю, что Мишутка на это не способен, он разговаривать не умеет, он может только ублажать и ласкать. И еще я многое бы сказала, но я не писатель.

Наверное, женщине не пристало так раскрываться перед мужчиной, но тебе — можно. Я спешу тебе это сказать, потому что не знаю, что может со мной случиться завтра. Возможно, я проснусь другой Таней, возможно, мне придется скрываться от преследователей, возможно, я уеду на футбольный мачт в Италию и задержусь там (бред пишу, конечно, но ты понимаешь).

—И еще, Миша! Не хочу, чтоб ты выполнял роль унитаза, если тебе и предназначена роль для меня, то только – Целовальника. Бесконечно хочу прикасаться и целовать тебя.

Если честно, то я могу все вытерпеть, многое выдержать, но единственно, о чем жалею, так это о том, что в наших теперешних отношениях нет обоняния и осязания. С той самой минуты, как ты произнес «катастрофа» в сердце закралась боль и грусть и я не могу с этим ничего поделать… А там, в коридорах издательства и университета мы конечно встречаемся, я пробегаю мимо, и окошко мое горит недалеко от твоего дома…

—Очень рада, что у тебя планов громадье и одно важнее другого. Я же желала тебе этого на Новый год – вот и сбывается! Как бы я хотела, Кися, растирать тебе краски, выполнять рисунки по твоим эскизам, или просто сохранять файлы или отправлять почту, но пока, к сожалению, могу посылать тебе только флюиды нежности и благословления… а это, поверь мне, так много… Тата.

Далее