Валерий Кульченко. Конюх повесился. Острова памяти. Часть 36

Валерий Кульченко. «Хутор Камышный». Х.,М. 60х80, 1975 г. Из серии «Время золотых холмов»

А до этого было вот что…

Беспощадные, всепроникающие спицы солнечного колеса засветили мой холст, а вскоре я весь оказался во власти обжигающего дыхания суховея. Задул «калмык», срывая белые барашки волн на потемневшей реке. С проходящего мимо сухогруза доносилась мелодия известной песни Высоцкого: «Я коней напою, я куплет допою, хоть немного ещё постою на краю…».

Из капитанской рубки штурвальный внимательно рассматривал в бинокль загадочное зрелище — кто это? Стоит под вербой, на много сотен вёрст пустынном берегу? И главное, чем занимается? Что это за странная штуковина на треноге под зонтом, возле бородатого человека?

Валерий Кульченко. Черкасово.Затон. Бумага, карандаш, чернила, 1990

На всякий случай дал короткий гудок «ту-ту» дескать всё вижу, но ничего не знаю.
Сухогруз скрылся за поворотом реки, продолжая свой путь вверх по течению на Клетскую, унося вслед за собой и жалобу Высоцкого «Что-то кони мне попались привередливые»…и опять наступила тишина, нарушаемая свистом ветра в кустах чернотала. Надо сворачиваться и идти в лагерь под манящую тень тополей и вязов, в такую желанную прохладу.

Но чтобы попасть в этот зелёный оазис, предстоит преодолеть полосу препятствий, а именно — накалённый на солнце песок до состояния скворчащей сковородки. Через плечо —  этюдник, за спиной — зонт, в руке холст, которым я пытался балансировать, сохраняя равновесие. Извивающаяся червяком, подпрыгивающая, как на угольях, моя фигура делала несуразные прыжки, что вызывало взрывы хохота, расположившихся в тени деревьев, невольных зрителей — Екимова и Татьяны.

А молодёжь — Максим и Петя — сочувствовали и давали советы — каким маршрутом мне легче передвигаться. Мои страдания усугубляли колючки «баранчики», которые неожиданно впивались в подошвы босых ног. Тут я на некоторое время застывал в нелепой позе, избавляясь от колючек. Наконец, плюнув и на рекомендации и на осторожность, игнорируя обжигающий пятки песок, ринулся бежать по прямой со скоростью спринтера к спасительному островку нашего лагеря.

Валерий Кульченко на этюдах. Подворье писателя Бориса Екимова. Калач-на-Дону, Пролетарская 35. 1995 год

В конце сезона Борис Екимов подписал свою книгу повестей и рассказов «Валерию Кульченко — с осенним приветом. Август 1995 г. Дневная t +21 градус. Борис Екимов».

Валерий Кульченко. Подворье писателя Бориса Екимова. Калач-на-Дону. Х.,м, 50х35. 1995 год

Донской скульптор Костя Коляда принимал гостей:  жокей Леонид Одинцов и студент ростовского пединститута Семён Ушаков из Вёшенской.

Мастерская скульптора представляла собой несомненный интерес для людей далёких от мира прекрасного, но проявляющих любопытство и тягу к просветительству.

На стеллажах вдоль трёхметровой самой длинной стены, стояли небольшие деревянные скульптуры, раскрашенные самим автором в народном стиле: казак на лошади, атаман с насекой в руке.

Простота форм, монументальность, придавали образам налёт былинности и сказочности.

Украшали интерьер коллекции утюгов, пожарных касок, начиная с 19 века, набор казачьих нагаек разных видов. Коляда был человеком увлекающимся, сам плёл нагайки. В глубине души он — собиратель. Любил историю донского края, занимался самообразованием, много читал. А ещё Костя обожал лошадей.

Леонид Одинцов — известный наездник 70-х годов — представитель династии жокеев Одинцовых — кличка Одинец. Завсегдатаи скачек на Ростовском ипподроме знали, что зачастую судьба заезда решалась на последнем повороте перед финишной прямой. Этот участок не был виден зрителям с трибуны и там-то между жокеями делилось призовое место.

Во всяком случае, так утверждали заядлые знатоки «тайн Ростовских конюшен». В их числе и Костя Коляда.

Но когда в заезде участвовал жокей Одинцов, то публика уверенно делала ставки на его лошадь, знали —  он честно ведёт скачку. Звучит гонг, дан старт. Наездники пришпоривают своих лошадей, постепенно вытягиваются в линию друг за другом.

Диктор объявляет: «Скачку ведёт Одинцов». Трибуна дружно выдохнула: «Одинец, пошёл!», кавалькада скрывается за роковым поворотом. Несколько томительных минут неизвестности и вот в клубах пыли группа хрипящих в мыле лошадей вырывается на финишную прямую.

Идут, как говорят, ноздря в ноздрю, безжалостно настёгиваемые наездниками. Решается судьба призового места. Впереди бирюзовый камзол Одинцова. Трибуна стоя скандирует, предсказывая победу: «Одинец! Одинец! Давай!»

Одинцов никогда не подстёгивал лошадей. Однажды во время таких посиделок в мастерской на Университетском 111/113 Коляда заспорил с Ушаковым на больную, но животрепещущую тему: «Кто продал Дон? Кто виноват в крушении донской мечты: верховые казаки или Низовье?».

Так как вёшенец Ушаков представлял «верховые» станицы, то,  естественно, защищал своих «земелей»-казаков от нападок и оскорбительных обвинений со стороны Кости Коляды.

Вошедший в раж уроженец хутора Метелёво Азовского района низовой казак Коляда кричал в лицо вёшенцу: «Вы открыли фронт на севере области войска донского Красной Армии! Вы продались большевикам и Советам!» .

Тут Ушаков не выдержал и хорошо поставленным ударом подцепил Костю и отправил в нокдаун. Семён занимался в спортивной секции при пединституте, имел третий разряд по боксу. Взглянув на поверженного и притихшего в углу мастерской скульптора, вешенец произнёс: «Вот так-то лучше!» и удалился, аккуратно прикрыв дверь мастерской.

Коляда очнулся, тупо соображая, что произошло. Выскочил на Университетский переулок , озираясь. Окончательно вернул его в действительность голос участкового: «Костя, куда ты так спешишь? В чём дело?».

Участковый Владимир Ильич бывал в мастерской и на правах знакомого внимательно посмотрел на взъерошенного скульптора: «Что с глазом? Кто это тебя так разукрасил? Ты что, подрался?».

«Да нет! Спешил, споткнулся, упал и угодил на пенёк!» — отвечал приходящий в себя пострадавший и показал на газон, где из земли действительно торчал остаток спиленной акации.

Удивлённый Владимир Ильич изучил пенёк, затем взглянув на стремительно превращающегося в китайцы Коляду (глаз совсем затёк и превратился в щелку), философски изрёк: «Надо же! Просто снайперская точность! Как это нужно упасть, чтобы угодить в пенёк именно глазом?!!».
Костя задумался, повздыхал.

Участковый, покачав головой, удалился по своим делам неспокойной Богатяновки.
Костя постоял, потрогал осторожно подбитый глаз, поморщился от саднящей боли и вернулся в мастерскую. Стал лечить полученную травму,компрессом из оставшейся водки. Что творилось в это время в душе у Кости, лучше умолчать…

Лучшее лекарство от всех бед — это работа! Коляда, закрепив на мольберте картон 100 на 70, выдавил на кусок фанеры (вместо палитры) краски, окунул кисти в разбавитель и погрузился в творческие муки, в мир своих грёз и мечтаний.
И вот картина закончена. Автор пригласил меня, Женю Покидченко и искусствоведа Сашу Токарева на просмотр своего творения и ожидает  надлежащей оценки: так как это же первый живописный опыт Коляды!

Он, естественно, волновался , но не подавал виду и хорохорился: «Я фон писал ночами, ладонью гладил, достигал нежнейших переходов тонов! Это новое в технике масляной живописи!!!».

Перед членами довольно добродушно расположенного «жюри» предстало произведение в серебристых мягких тонах. Изображено — уголок интерьера — то ли сарай, то ли конюшня, на первом плане понурая лошадь пегой масти, всё пронизано ностальгической грустью и печалью. Художники невольно поддались этому настроению, как-то сникли и молча закурили. Прервал это оцепенение искусствовед Токарев: «Костя, скажи, как ты назвал свою картину?».

Донской скульптор Коляда ответил: »Конюх повесился».

«Ах вот в чем дело! Вот где собака зарыта!»- пронеслось в головах присутствующих. В это время шустрый Коляда уже открывал бутылку портвейна «три семёрки»-  «топорики» и предлагал выпить за творческую удачу.

Николай Коляда.»Конюх повесился». В коллекции Александра Павловича  Токарева

P.S. “Пастушья звезда” Б.П.Екимова включена в президентскую библиотеку выдающихся произведений классической прозы 20 века.

Картина «Конюх повесился» Коли Коляды находится в коллекции живописи и народно-прикладного творчества Александра Павловича  Токарева в cтанице Cтарочеркасской.

Ростов-на-Дону-Калач-на-Дону-х.Б.Набатов- Сухой Лог. 2015 г.

В гостях у писателя Бориса Екимова. Калач-на-Дону, Пролетарская 35. Максим Лифанов, Борис Екимов и Валерий Кульченко. 1998 год

Валерий Кульченко. Тишина. Дон в районе хутора Набатов. Х., м., 50х70, 1985 г.

Продолжение