«ГОЛОС, КОТОРЫЙ ОЧЕНЬ СИЛЬНО ЗВУЧИТ ДАЖЕ В ТВОИХ СТРОКАХ». Из Ростова-на-Дону — в Москву. Часть 120

Голландия. Амстердам. Фотографиня - Галина Пилипенко

Начало

3.02.2001. 13-30

Мишенька! Слава богу, поговорила с тобой, а то ведь я также как и ты скучаю по мелодии твоего голоса! Иногда он грустный, усталый, иногда я даже побаиваюсь его, чувствую себя очень маленькой, даже заикаться начинаю.

А на этот раз он был бодрый, довольный, наверное, все спорится, все получается, все — «на ура!» – я очень рада слышать тебя таким. И спасибо, спасибо, мой золотой! Прошу, хоть редко, хоть иногда, но ЗВОНИ мне!

—ДА! ДА! ДА! Вот и я только о том же, только об этом тебе пишу и говорю на протяжении моего нового (как оказалось с тобой) жизненного опыта. Я постоянно чувствую схожесть, единение и родство душ буквально с первой минуты, как я на тебя ВНИМАТЕЛЬНО посмотрела. Ну вот, хотя бы такой пример: сидим мы с сестрой, беседуем, я достаю из сумочки твой ножичек. Вот, говорю, подарок такой.

– А она как стала хохотать: -Да где же вы нашли друг друга такие барахольщики?… (Меня в детстве родители Коробочкой дразнили за страсть ко всяким там вещичкам, ножичкам, карандашикам… за то, что любила собирать и перебирать разные изящные вещи, которыми иногда даже и не пользовалась).

Так вот… КАК ты это почувствовал?

Это понимание, словно «в один голос», в унисон, словно я пишу, а ты, еще не читая, уже знаешь, о чем я, преследует меня… знаешь, как в одной песенке поется: «Ты – это Я! Я – это Ты!»… И я, как-то тебе говорила, что хочу быть тобой, войти в тебя и смотреть: что там внутри… От того и постель наша так хороша, что здесь все естественно, все прочувствовано, все от сердца.

Как мне нравится плыть с тобой в одной лодочке! И до тех пор, пока мы будем стараться помогать друг другу веслами, я буду самой счастливой женщиной! Конечно, как и каждой женщине, мне хочется просто быть любимой, просто получать от жизни подарки. Но в данном случае мне необыкновенно приятна работа — любить Мишеньку (господи, как высокопарно!.. но в этот труд вкладывается все мое самое дорогое и светлое).

—Что касается Добужинского, то буквально недавно (уже после поездки) я выбросила свою дипломную (институтскую) работу, где у меня была подобрана библиография по нему и мирискуссникам (дома такие завалы бумаг, метод. пособий, что дышать нечем). О нем писали Гусарова, и особенно Чугунов (один из фундаментальных исследователей), еще вышел дневник воспоминаний художника, по-моему, так и называется «Мой Петербург». О мирискуссниках написаны монограммы Петрова и Лапшиной. (Инициалов — не помню, т.к. все по памяти). У меня дома всего один альбом есть с работами Добужинского, и если очень нужно, могу выслать или несколько работ отсканировать и послать по и-нету.

Это все безумно интересная тема. Представь, я сказала, что твой рисунок аристократический, как у мирискуссников, потому, что они почти все были аристократического происхождения, великолепные, изысканные рисовальщики (причем их рисунок – не зарисовка, как было принято до того, а свободно и виртуозно исполненная графика, которая получила самостоятельную жизнь, чуть ли не с их подачи), и именно в их произведениях впервые проскальзывает юмор. Ну, кто им тогда составлял альтернативу? Академисты, которых мы сейчас уже не знаем, и передвижники… у этих вообще юмора не было, поскольку их творчество было социально направленно. Я очень основательно изучала Добужинского, даже работала в запасниках Русского музея (наш зав. кафедры русского искусства Леняшин был тогда еще и директором Русского музея).

Добужинский не такой уж великолепный рисовальщик, как, скажем, тот же Сомов, но он привлекает сюжетами, в которых проглядывает его мироощущение филантропа. Юмор очень тонок.

Например: ночь, идет человек, склоняясь от ветра, а в ярком окне парикмахерской – два манекена, такие пугающие рожи. Еще он любил изображать милый небольшой дворянский особнячок на фоне огромных заводских или доходных домов, и во всем – такая тонкость и изыск темы.

—Подруга, которая просит меня о твоей книжке, вовсе не девочка, она уже бабушка, (через 2 мес. будет 64 года). Я, конечно, немного с иронией написала о ней, потому, что сама на такие просьбы не решилась бы. Она мне очень нравится, я даже восхищаюсь ею: как в таком возрасте можно сохранить ощущение жизни?! Но отношусь к ней как садовник: любуюсь розой, но стараюсь не наткнуться на шипы. Подарю книгу ей с радостью, т.к. она совершенно искренне восторгалась, восхищалась, и вообще – большой ценитель.

Другая моя даже еще более близкая подруга, посмотрев альбом, сказала: -Мне бы очень хотелось иметь такой у себя, но не стоит обременять человека, лучше я буду приходить к вам и смотреть. (Я тоже никогда никого ни о чем не прошу).

—Спасибо за признание моего таланта быть и есть женщиной. Да, это то — что доставляет радость и удовлетворение от себя любимой.

Недавно купила потрясающую шляпку замшевую – шлем-берет. Я в ней такая стильная, ну просто класс! Меня сестра повела к своему врачу, и когда мы уходили, врач говорит: «Вы в следующий раз, когда придете, то не стойте под дверью, загляните ко мне заранее, я не могу допустить, чтобы доцент стояла в очереди!»

Сестричка чуть не задохнулась от злости: «и тут она – первая!».

Я ей говорю: «Успокойся, все это из-за шляпки».

—Глядя на образы женщин, которых ты рисуешь, можно сказать, что все они слегка напоминают Тату: часто блондиночки с пухлыми губками и маленьким носиком. Даже в последней картинке, что ты прислал по и-нету – позы и фигурки девчонок – это рисунок с натуры, когда Тате было 20 лет… точно-точно… Возможно, еще не зная меня, ты уже чувствовал, что что-то подобное в природе есть, существует и ждет, когда ты приблизишься… И все же, рисунок с конкретным адресом будет затмевать все остальное, я в этом уверенна. Это не значит, что все другое будет менее талантливо, но он будет окрашен чувством, будет выделяться (я вовсе не настаиваю, это я так… мечтаю… предполагаю…).

—Мишенька! Я тоже живу с удивительным ощущением, что проживаю сразу две жизни. В одной – мама… сынишка… работа…ученики…, в другой – ты и мои мысленные монологи и диалоги с тобой… мои нежные чувства. И если б не было Львова и Ялты, все это казалось бы странным. Я не задумываюсь: почему так? Ведь невозможно объяснить запах моря, свет солнца, форму цветка. Я могу лишь наслаждаться этим.

— Да, я сижу дома, но никого не кликаю, если и кликаю и умоляю, то только тебя. Целую нежно-нежно своего дорогого котеночка – Тата.

Дальше