Как ростовский художник продал свои картины

Вроде предисловия от   Галины Пилипенко.

Его звали Светолуч Соколов. Люди, не привыкшие к таким светоносным именам, удивлялись и искали заменитель – чтобы привычно было. 

А может быть,  боялись такого имени, несущего силу, как луч «гиперболоида инженера Гарина»? 

Так появился Семен Соколов. Напечатать заметки о нём меня попросил его друг – художник Василий Васильевич Иващенко. Ему показалось несправедливым, то, что мало людей знают о таланте Светолуча  или Семена Семёновича Соколова.

«В 1949 году мы вместе поступили на первый курс ростовского художественного училища – РХУ.  Попали в разные группы, а занятия физкультурой были совместные. Их проводил уже отслуживший в армии наш Петя. Пётр Павлович Ковалёв, из группы Соколова.

В 1950 началась война в Корее и нас троих призвали сразу. Я служил три года в Прибалтике и о Соколове ничего не знал.

После службы продолжили учебу в РХУ, но на последнем курсе я заболел, пропустил год, а закончив училище, уехал в Удмуртию. Лишь три года спустя, по возвращению в ростов мы с Соколовым стали иногда встречаться. Он работал в издательстве, я – в школе.

Верный товарищ, честный, доброжелательный, порядочный, очень трудолюбивый и трезвый человек.

В 1974 я поступил работать в Творческо—производственные мастерские при Союзе Художников и оказалось, что Светолуч уже трудится там.

Начальник цеха  прикрепил меня к Соколову: научиться оформлять учебные пособия, плакаты и другую продукцию. Так я стал «учеником».

Шрифты были мукой моей и  на первых порах Свет, давая работу, помогал её выполнять. Тактично, доброжелательно давал советы, я ведь в школе напишу поздравление и мне кажется, что чем ярче – тем лучше. Коллеги-учителя были в восторге! вот я оформление так и воспринимал…

Однажды я выполнил большой планшет, а фон взял желтоватый.

 Свет мне и говорит: — Ты такой фон задумал?

  — Да.

— Выведи другой цвет, сделай нейтральным.

— А мне нравится!

— Ну, что ж – делай.

Выставили на суд малого совета. И…

«Свет, где ты набрал столько детского г…? Ты что выставил?»

О, ужас! Что я создал?

«Не позорь» — говорили одни.

«Переделай» — твердили другие.

«Оставь, только больше не показывай такое» — рекомендовали третьи.

А планшет-то больше двух метров…

Свет стоит, слушает, только руки протирает платочком – у него была привычка такая. И – ни слова в оправданье.

В окончании просмотра и оценки только и сказал: «Спасибо, учту».

Все засуетились, стали помогать убирать одни работы и дружно выставлять другие. А я кинулся к нему:

-Свет! Извини меня, я всё понял!

А он только и сказал:

— Да ничего, ничего.

Это было  лучшим учением в моей жизни!

Работали мы с ним, пока существовал фонд.

Мне, знающему школу, определили учебные пособия. Мы делились работами, празднично оформляли предприятия и город.

Свет был блестящим рисовальщиком, он один из первых освоил «компрессор», оформлял трафаретом шрифты – рука на весу. День-два поработать и неделю рук не поднять.

В коллективе были «Работники», знали по рисунку, панно – на 7 этажей 9-ти этажки. Будет немного некоторых цветов краски. Они брали баночку с краской и ждали ее «проявления». А большие площади покрывали другие товарищи.

Свет не делил работу на чистую и лёгкую, выполнял всё.

Они же умели и с компрессором работать, но уклонялись – баночки с краской держали… их звали Дахнов Николай и Иван Шурупов – они изображали из себя умельцев, но не умели сделать и простого рисунка.

Когда вы выполнили планшеты для класса математики, Свет сказал: «Вызови учителя, надо проверить ошибки».

Я хорошо знал математику, а Свет – блестяще – мог бы преподавать!

Пришел учитель, что-то доказывал, мы соглашались, учитель благодарил… тогда-то Свет и поведал историю… Обычно же, он не слыл разговорчивым…

Свет служил в Грузии. Его радио-часть находилась на горе, так что никуда не сходишь, а служил он почти 4 года. Так что времени было много, он постоянно рисовал и проштудировал всю математику.

К ним пришли проектанты и навесили всем на уши лапшу: показывали красивые проекты кабинетов, а выполняли пустые, просто картинки. Я доверился и попался.

Очередные «проекты» дали в школу – не помню 57 или 58.

 Свет мне предложил поехать, сделать замеры и чертежи, а проекты липовые показать совету. Оформлять же только по своим чертежам.

Главный – Ибалаков  на совете сказал: «Покажите проекты членам комиссии – русть видят, что проектанты ничего не умели, давали картинки-пустышки, а гонорары получали. А теперь художнику и столярам приходится на монтаже всё переделывать».

Школы строились в разное время и классы были не одинаковы и мы долго доказывали, что проекты не соответствуют размерам кабинетом и что мы сами переделывали.

Я очень долго работал с ним. Свет кроме математики прекрасно знал черчение, отлично выполнял портреты и знал множество шрифтов. И он оказал мне большую услугу: помог подобрать и выполнить шрифты на планшет.

Я не мог освоить компрессор, почти не переводил рисунки, всё выполнял от руки.

Со Светом легко работалось, да и в быту он был неприхотлив.

Однажды Дахнов говорит: «Мы ездили на этюды в Мишкино, там такая красота!»

Я ехидно спросил: «А ты бываешь на этюдах? Что же мы тебя не видели никогда?»

Свет услыхал и говорит: «Он там жил и родные его там живёт. У него много картин о Мишкине.

Свет умел быть не снисходительным, а добрым.

В мастерской-студии мы делали наброски друг с друга.

Когда ездили в Архипо-Осиповку, то постоянно писали и рисовали. Делились впечатлениями о проделанной работе, бурлили, обсуждали. Свет давал ценные советы, скупые, но чёткие и доброжелательные.

Свет научил наклеивать большие фото на планшеты. А еще – делиться последним и быть принципиальным – Свет первым поднял вопрос о «проектантах» и их убрали.

Однажды, группа чиновников Ростова пришла в мастерскую и с порога – давай упрекать: мол, что ж вы так плохо работаете? почему в сроки не укладываетесь?

Все молчали и только Соколов  тихо и чётко сказал: «Мы работаем. И вы нам не мешайте. Вы прошли кабинет директора – так зайдите к нему и разговаривайте с ним  как хотите, но с нами, в таком тоне – не смейте!».

Несамя сцена. Они развернулись и ушли, а художники – «мэтры-оформители», стоявщие перед начальством склоняя голову, произнесли в один голос:»Ну ты Свет даёшь!».

Через 30 минут влетает директор Хопрянинов и – «ля-ля-ля»! И «что вы себе позволяете?»

И только Свет опять возразил: «А зачем нам выслушивать о ваших отношениях?»

Он не сплетничал, не участвовал в попойках, по окончании работы. когда организовывали стол и наливали рюмку всем, говорил «Это – ни к чему».

«Свет, не мудри – бери и пей».

Тогда Свет выписал одну. И всё – другие рюмки его не интересовали.

Он никогда не сквернословил и любил чай с пряниками.

Производственные работы выполнял отлично, сдавал заказчику чётко, но как только выпадало свободное время, писал этюды, рисунки, станковые полотна.

Георгий Гарбузов часто приглашал Света поработать. И я несколько раз работал с ним. Свет набирал разношёрстный коллектив, а если он задерживался, никто не приступал к труду без него.

Но если все просто ждали, то Дахнов и Шурунов просто уклонялись.

Георгий хитрил, создавал автопортрет и часто приглашал знакомого фотографа. В бригаде могли работать люди, не имеющие никакого отношения к искусству. Например, просто подмастерья. Но если кому-то надо было сфотографировать  свои работу, Жора придумывал работу фотографу.

Когда Свет задумал создать книгу-каталог, он вынужден был приобрести новый цифровой фотоаппарат, у него был «Зенит» и стал снимать работы, бегать как белка в колесе, чтобы осуществить свою мечту.  

Кроме того, Свет благоустраивал свой сад и строил мастерскую – все и таскал сам и делал сам с одной перспективой: обустроить уголок для творчества, мастерскую.

Дома на софе лежали работы, на ночь он убирал их на пол, утром возвращал и так – день за днем.

Он работал у сестры Седы и часть работ хранил у неё. Поэтому он так рассчитывал на дачу, но… в наше время беспредела, дачи ломали и крушили, лазали по дачам. Надежды рухнули.

И Свет решил оставить самое дорогое, а остальные картины продать, чтобы оставить память – каталог – толстый,  объёмный.

Я знал его беды, семейную неустроенность, быт, отсутствие мастерской, чрезмерную перегруженность и надежду, что вот-вот всё переменится к лучшему. А это были пустые иллюзии.

Я почувствовал, что Свет загнан в угол и предложил помощь. Он оказался: «Фотоаппарат есть, денег не надо. Всё нормально, Вася, спасибо».

Через энное время – новость – Света не стало… Новость была шоковая.

… Ни на похоронах, ни на сорок дней Гарбузова не было.

Свет много ему помогал и в производственной работе и в творческой, порекомендовал его к вступлению в Союз Художников.

Свет был отличный рисовальщик, живописец. Но он не выпячивал себя, скромен и застенчив даже. Трудолюбив и в честен в делах, поступках и дружбе – и так – до окончания  своего пути на этом свете.

Тревожился и беспокоился он за свое творческое наследие – он ведь посвятил искусству всю свою нелёгкую жизнь: война, оккупация, послевоенное время, голод. Свет чувствовал. что силы уходят и время, обустройство шаткое, окружение не понимает, вернее, равнодушно к его нуждам. А так хотелось быть услышанным, понятым…  Знать, что жизнь прожита не зря.

И он нашел единственный выход (так ему казалось) – продать почти все работы и создать книгу-каталог.

Василий Иващенко, член Союза Художников

 Светолуч Соколов. Рисовал Василий Иващенко

Василий Иващенко член Союза художников

Р.S. От Галины Пилипенко. О чём эта история? «Жил-был художник один,

Домик имел и холсты». Только в отличие от поп-песенки, хотя Свет Семёнович и продал  картины…  Книгу-каталог он так и не получил…

К написанному Василь Васильевичем Иващенко добавляет: «Накануне смерти, Свет макет книги проверил. Он картин «наторговал» на 240 тысяч — чтоб заплатить за её издание.

Но увидеть её не успел.

С тех пор как Свет ушёл, прошло два года.

Книгу напечатал  издатель Василий Чаус. Но видел ее только искусствовед Валерий Рязанов. У него есть один экземпляр.

Весь же тираж пылится в типографии. Господин Чаус и две дочери Света Семёновича — первая от первого брака и приёмная от второго брака никак  не могут договориться…»