Миллионер из Ростова

Ростовский художник Игорь Ребров

Игорь Ребров, Галина Пилипенко (я то есть), оператор Марат Терновой. Фото: Марго Ходырева

Решила сегодня выложить фрагменты интервью с ростовским художником  Игорем Ребровым, не вошедшие в основной текст  Миллион из ребра Игорева.

Тогда был повод такой:  художник Игорь Ребров продал свою картину «Знамение победы. Вестовой графа Орлова-Денисова»  за 1200 000 рублей. Если вы скажите, что в столице Дона бывали живописные продажи и по-дороже – скажите. Сколько ни гугль Яндекс, ничего про это он не ведает.

Как завоевать сердце Путина, и какие провести баталии, чтобы преобразовать училище Грекова знает герой интервью.

Галина Пилипенко: Где продавать классическую живопись?

Интерьерная живопись легкая – если сравнивать с музыкой, то это попса. Академическая живопись, которой я занимаюсь, настоящая, а не интерьерная и где ее продавать я не знаю.

При советском строе такие картины покупало государство. Тогда существовали закупки для музеев и фондов.

Председатель Исполкома Международной конфедерации Союзов художников Масут Фатхулин вышел на нужные структуры с предложением о сотрудничестве с аукционами «Кристи» и «Сотби».

Сначала он хочет, чтобы напечатали каталог и начали продавать коллекцию живописи, которая уже существует в запасниках Союза художников России.

Я уверен, что аукционы заинтересованы, потому что реалистической живописи во всем мире нет! Она осталась только в России, потому что был советский режим, железный занавес, надо было рисовать только Ленина и Сталина. Причем, похожими! Психологические портреты должны быть такие же как, живые люди! Пальцев должно было быть пять, а не шесть, чтоб нога не торчала вместо руки, чтобы вождь был гегемоном, и его боялись граждане.

Чтобы сделать такой портрет надо обладать большим количеством профессиональных знаний: академических, житейских…  Это отличается от того приема, когда берут баллончик, забрызгивают стену, сообщают, что это круто.

Абстрактное, актуальное и сюрреалистическое искусство вообще – если оно идет от ума, от знаний – великое и остро-индивидуальное. Таким искусством обладали всем известные Пикассо и Дали.

Но это совершенно иное, чем купить краску в многочисленных магазинах, там же холст уже натянутый за 500 рублей, еще за 7 тысяч можно снять зал в Ростове, а за 70 тысяч – в ЦДХ.

В рамы оформил, искусствоведам деньги заплатил – все! Ты – художник! Великий! Телекомпании заплатил – еще более великим стал.

Наприглашал за деньги нужных больших людей, еще усилился как творец. За пять тысяч долларов и представителей «Сотби» можно позвать, еще веса добавил…  То есть сейчас критериев нет! Художником можно быть на пустом месте.

В Советское время это было невозможно. Это как классически балет, где в пять лет ломают ноги, а в тридцать выходят на пенсию – я же не могу станцевать балет!

А современная хореография может почти из любого сделать танцора.

Только благодаря советскому строю в России сохранилось еще реалистическое искусство. Хотя оно, стараниями художников Суриковского института в Москве, спадает на «нет»; в СПб еще как-то держится.

И весь мир заинтересован в русских художниках, но я не могу взять, прийти на правление и сказать: «А давайте будем продавать мою живопись!»

Мне скажут просто: «Ну, ты хам!»

А если я предложу: «А давайте продавать всех художников!» Но при этом как-нибудь подсуетился, чтоб моих картин больше продавалось – это уже другой вариант! (Хохочет – прим. Г.П.)

Американцы через «Кристи» и «Сотби», скупили всех, каких только смогли, советских художников, и в «Метрополитен Музее» они представлены – будь здоров – то есть больше чем в России.

Люди – не дураки, они тянутся к прекрасному. А прекрасное не всегда далёко, но всегда имеет под собой платформу.

Это что касается классической живописи – портретов, композиций, картин. Картины сейчас считают вымирающим жанром и ими в России, почти, никто не занимается. Об этом стучат в бубен на каждом углу художники актуального искусства. (Мягко улыбается – прим. Г.П.)

Галина Пилипенко: В Яндексе по запросу ««Знамение победы. Вестовой графа Орлова-Денисова» Игорь Ребров» выпадает только один сайт… «Качественные товары» Роспотребнадзора! И там же сказано, что Вы — «кстати, самый молодой Заслуженный художник России». Как картину, неизвестную интернету вы продали за миллион?

Галина Пилипенко: Я уже пять лет как «самый молодой».

Я не продаю картины через интернет и не стою с ними в парке Горького.

Галина Пилипенко: Художник Гаянэ Хачатурян  вела гроссбух, в который записывала у кого ее работы хранятся. Одно ваше полотно из воображаемой книги я уже знаю у кого находится — у Владимира Путина.

А вы ведёте учет?

Игорь Ребров: Что вы! Какой гроссбух?

Когда я закончил институт, то бегал по Москве с портфолио. А сейчас у меня даже маленького буклетика нет. Только имя!

Я  так лет через пять после беготни с портфолио, вдруг задумался: а чего я портфолио забросил не пополняю его новыми работами?

А потом понял — а оно мне, наверное,  не надо. Дело в том, что у меня вот такая кипа каталогов и книг государственных и около-государственных с указанием, где мои работы находятся. А если с газетами и журналами, то эта кипа вот такая будет (выше головы рукой показывает – прим. Г.П.). Понимаете?

Зачем мне  вписывать чего-то?  Уже за меня все вписывают.

Мои работы находятся в альбоме самом лучшем,  я считаю, «1000 русских художников» называется.   Он у меня в мастерской лежит. 20 тысяч стоит.

Там есть и Суриков, и Репин, и Рублёв, и все известные художники 19-20 века и  две или три моих работы.

И во всех альбомах, выпускаемых Союзом  художников, где дается срез всех значимых мастеров,  внесших свой вклад в новейшее искусство, везде я напечатан.

На камне на могиле Шолохова что написано?

«Шолохов». И всё.

Я даю звание: «заслуженный художник России, работы находятся в государственных и частных коллекциях». Про заграницу я даже не пишу. Ну, какой смысл указывать Францию, Новую Зеландию и всю Европу? Да это просто смешно!

Самый туристически посещаемый город – это Питер. Естественно, я. обучаясь в этом городе, писал и продавал, и что перечислить все Скандинавские страны?

Неисповедимы пути движения полотен. У жителя ростовской области дочь замужем за французом, который дружит с Жаком Шираком. Они купили мой донской пейзаж и подарили Шираку!

Мой критерий такой: я в современном российском изобразительном искусстве имею собственное неординарное лицо, мне важно уважение коллег, у меня есть имя . Главное, я могу сделать работу и вложить в нее душу.

Галина Пилипенко: Вы себе где место отводите? Между кем и кем?

Игорь Ребров: Я б не место себе отвел, а пещеру, чтобы сидеть в ней и писать.

Но так как у нас мир потребления, понтов и бабла, я так не могу себя вести, значит, я должен как-то себя позиционировать, сообщать миру, что я крут и успешен.

Между кем и кем я нахожусь, пусть скажут искусствоведы, потому что это не в традициях русских художников-реалистов.

Всегда видно и отсутствие образования и как писалось – с натуры или со снимка  – потому что у фотоаппарата один глаз – объектив, а у человека – два.

И важен не только взгляд. Но и общение. Когда физиолог Павлов заказывал портрет Нестерову, тот согласился: «Ну, я поживу у вас недельку-месячишко, чаю попьем»…

Галина Пилипенко: И на какой раз вы поступили в академию?

Игорь Ребров: На третий.

Просто поступить сразу было нереально – валили всех и без разбора. И за годы осады академии, я понял ситуацию.

И тогда существовал интересный институт «вольничества». Можно было устроиться в академию вольником и позировать обнаженку 3-5 курсам. За работу натурщиком это не платили, но разрешали посещать мастер-классы педагогов, и они индивидуально правили твой рисунок.

Галина Пилипенко: То есть хочешь учиться – раздевайся.

Игорь Ребров: Плавки разрешались…

Галина Пилипенко: Как педагог ЮФУ, что вы не разрешаете студентам?

Игорь Ребров: Нельзя совершать подлог – чужую работу выдавать за свою.

Нельзя быть вторым.

Нельзя быть равнодушным.

Преподавание – удивительное занятие. Я вижу, как растут студенты и меняюсь сам. Да, в 46 лет я стал смелее писать!

Галина Пилипенко: Училище Грекова, которое вы закончили, просто легендарно. Там учился  Авдей Тер-Оганян…

Игорь Ребров: Я немного другую славу вижу у училища. Мне противно даже вспоминать это имя.

И дело в том, что я православный и надругательство  даже над «ненастоящими» иконами для меня – кощунство!!!!!

Как и иконы, для меня училище – место святое. Кристаллизация и мира и личности моей произошли именно там. То есть это был совершенно другой мир, где пахло краской! В училище была у нас рок-группа СЛЕПОЙ ДОЖДЬ! А старшие студенты писали обнаженную натуру!

И я до сих пор помню, как мы три трепетных друга, вооружившись блокнотами, впервые ждали сеанса писать обнаженную модель…

А девушка не пришла!

Галина Пилипенко: Вы готовы превратить свою жизнь в искусство?

Игорь Ребров: Время, когда  художник мог ходить в растянутом свитере и стоптанных башмаках, и пальто носить, допустим,  пятнадцать лет, закончилось.

Сейчас другой мир, и мне пришлось научиться совмещать творческие и коммерческие моменты.

Художники, умеющие это делать, вызывают во мне уважение. Ряд художников виртуозно этим владеют.

Все-таки искусство живет там, где есть деньги, где богатые люди заказывают живопись.

Не писал же Леонардо да Винчи где-нибудь на острове Крит! Нет – писал он у Медичи – самых богатых людей Италии.

Сейчас я бы написал картину «Донцы и Платов» – три метра в длину. Даже эскиз готов, но нужно время и деньги. Год я материал к ней буду собирать, и еще год работать. Зрителя не обманешь!

Скажите, кто в Ростове может купить такую картину?

Никто… А может и купят…

И диораму Азовского сидения способно заказать только государство. По финансовым и энергетическим затратам это  все равно что взять и весь левый берег Дона застроить грандиозными сооружениями.

У меня серьезное, классическое искусство. Я только профессии художника десять лет учился.

Галина Пилипенко