Тимур Лавронов.МОЛОКО И ЙОД

Фотокарточка: Дмитрий Посиделов

Мы с Лехой опять начали разговаривать про вселенную и космос.

Чтобы задуматься хорошенько, Леха сказал следующее: вот есть пирамида пищевая — черви-человек, а теперь представь, что есть другая пирамида, где человек — в конце треугольника. В принципе ничего особенного, над этим всегда интересно размышлять. Только становится страшно и хочется продолжать об этом думать, представить другую картину мира, где нет нашего времени, скорости, пространства. Ну, как ее представить, если отталкиваешься от наших категорий? В тупике этого мира так интересно ставить многоточия…
Йод с молоком накапывали в их кружки, а они, наверное, с таким смирением смотрели на эти капли, не растворяющиеся в молоке, не осознавая, не чувствуя, не представляя, с чем, пришлось столкнуться. Только в глазах у кого голубого, у кого как раз йодового цвета, было печально страшно.
В Припяти остались крепкие дома с современной планировкой для того времени. Там и сейчас бегают собаки и летают птицы. Только в один день 50000 тысяч наскоро собрали вещи и переехали.

Есть фото и фильмы о Чернобыле, где башмачок детский посреди комнаты, пианино с открытой крышкой все в тополином пуху. Наверняка в почтовых ящиках остались письма, еще не распечатанные. Там, за сургучом, в складках тетрадного листа в строчках текста, в окружности букв, в переносах и запятых, в ярких чернилах цветет радиация, и никто ее не читает… Вот что, действительно, одиноко. Бесконечная глубина неизвестного глухого слепого вязкого одиночества…
Непослушным ребенком она не убрала за собой тысячи игрушек: скорых и пожарных машин, вертолетов, на 70 тире 3000 лет. Она не стала слушать тех, кто пытался ее успокоить. Создала свой мир, для себя, где в реках живут пятнистые гигантские сомы.

Вот такая утопия для нас, спокойный и тихий уголок земли, с небывалыми урожаями, с незагрязненным воздухом, заводами, где все пронизано радиацией. В ветре, который качает дерево, в ветке, на которой висит яблоко, в тоннеле, проеденным червячком, — что-то вне нашего восприятия.
Где-то собираются поставить памятник, посвященный этой трагедии. Монумент, где человек пытается закрыться от невидимой угрозы, просвеченной и пропитавшей, как торт, лучами вдоль и поперек. Что ты за зверь такой? Да захлебнись ты в бетоне, молоке и йоде, да стой ты, не понимаем, мы тебя и ты нас, похоже. Чего ты хочешь, Зона?
В этих размышлениях всегда хочется как-то определиться, поставить одну точку вместо трех. Все хочется забраться в какую-нибудь темную яму, пошарить в ней, хотя ни черта не понятно, ты же не усвоил даже каких-то примитивных вещей. В жизни вряд ли это получится.
А если стать призраком? Оказаться там. Постоять на дне реки, чтобы сквозь тебя шевельнулся сом, почуяв чье-то присутствие. И усами дернул так, как дернулась стрелка на дозиметре в руке туриста ближе к 200… того туриста, у которого за секунду пересохло внутри, того туриста, которого провели сюда темными тропами за деньги посмотреть на местную красоту.

Выйти из воды, мимо черно-желтого знака, сквозь писки невидимой, но обнаруженной смерти из дозиметров еще у нескольких любопытных. Пролететь к реактору номер 4, к этому забетонированному кубу, из которого сочится радиация. Пройти сквозь бетон в самое ее сердце, влезть туда привидением, духом сотворенным не понятно, из какой материи, чтобы это одиночество попробовало разобраться в тебе…